Инстинктивно тряхнув копной кудрей, она спокойно произнесла:
– Входи!
– Дорис, как дела?
И снова она поразилась: юноша смотрел на нее так бесстрастно, будто и не был свидетелем недостойной сцены внизу. Решая, о чем мог сейчас думать Патрик, Дорис коротко поинтересовалась:
– Он ушел?
– Что все-таки между вами произошло? Патрик присел на край кровати около мачехи. Его очки сползли на нос. Сосредоточенность взгляда юноши, когда глаза не прятались за стеклами очков, действовала на нее обезоруживающе. И опять она постаралась приглушить рвущиеся наружу эмоции.
– У меня не создалось впечатления, что я нравлюсь твоему боссу.
Она положила свою узкую ладонь на широкую мужскую, которая покоилась в нескольких дюймах от ее бедра.
– Да нет. Скорее, ты слишком ему нравишься. – Он повернул ее ладошку вверх, как бы исследуя линию жизни; коротко остриженные ногти подчеркивали красоту длинных пальцев. – Я ведь знаю Брюса, знаю его умение контролировать себя… – В глазах юноши читалась глубокая озабоченность. Теперь он смотрел прямо в лицо Дорис.
Она заставила себя рассмеяться. Но, чтобы спасти ситуацию, учитывая степень возможного влияния Брюса на карьеру Патрика, необходимо было отвести боссу надлежащее место. Тут уж не до щепетильности. Пусть босс покажется парню не заслуживающим преклонения.
– Слушай, это была какая-то мимолетная прихоть с его стороны! – Правда, она при этом отвела глаза и нервно хрустнула пальцами.
– Не в правилах Брюса демонстрировать капризы.
Дорис, вспомнив, что сотворило с ней простое прикосновение его прохладных губ, приняла эту информацию не без удовлетворения. Нет, она вовсе не собиралась дурачить себя – любая ответная реакция, которую ему удалось породить в ней, была на самом деле плодом хладнокровного расчета. Она вздрогнула при мысли о том, какое опустошение мог принести этот человек в жизнь кого-либо, попавшегося ему на пути. Считая себя вершителем человеческих судеб, этот монстр мог безжалостно крушить все вокруг, независимо от того, касалось ли это общественного положения кого-то или чьей-либо судьбы.
Дорис хмыкнула, осознав, насколько опасно пробудить в Патрике рыцарские чувства.
– Честное слово. Он показался мне навязчивым и раздражающим. Прими во внимание и состояние моих нервов перед экзаменами, – она сделала неопределенный жест рукой, – но… и, конечно, очарование моей особы. Поверь, все это чепуха!
Патрик стал подниматься, медленно расправляя длинные конечности. В нем не было той звериной грации, которую непроизвольно демонстрировал Брюс.
Сравнение пришло ей на ум совершенно непроизвольно, и она упрямо прошептала:
– Нет, ничего не было!
Она заставила себя распрямить судорожно сжатые пальцы, почувствовав, что ее достаточно острые ногти уже впились в мягкую ткань ладошек.
– Я рад этому, Дорис. – Он поправил сползшие очки. Этот жест всегда давал ему нужную паузу для правильного подбора слов. – Я очень рад, – повторил он снова с нажимом. – Тебе уже пора выходить из заточения, но, умоляю, пусть это не будет Брюс! Я люблю его, он блестящий человек, всегда ждет чуда и творит чудеса сам. Но… – Патрик прочистил горло, – женщины буквально падают в его объятия.
– С чем его и поздравляю. – Лицо ее оставалось вежливо бесстрастным, но в памяти осталась зарубка. – Ты же не хочешь, чтобы я повторила судьбу одной из таких дам?
– Дорис, не забывай, тебе двадцать три года, ты вдова, заветная добыча для многих мужчин. Вместе с тем назвать тебя опытной соблазнительницей – явное преувеличение. – Он подтвердил свое убеждение ухмылкой и характерным жестом. – Пожалуй, бойкая шестнадцатилетняя девчонка может заткнуть тебя в этой области за пояс. Я знаю, что ты осознаешь это, и Лэм наверняка подозревает об этом. Но мужчины, подобные Брюсу, могут заблуждаться.
– Надеюсь, ты ни с кем не обсуждал данную тему? – Неожиданный испуг охватил ее, серо-голубые глаза даже потемнели. – Так говорил ты с кем-нибудь или нет о моих проблемах?
Лицо его сделалось злым.
– Неужели ты можешь подозревать меня в этом?
Теперь уже она выглядела виноватой и злилась на себя за приступ внезапного страха.
– Он не имел права… – Слова вырвались на свободу как птицы из клетки. А его пальцы на дверной ручке даже побелели от того, как он сжал их, глаза как два винтовочных ствола смотрели сейчас на нее. – Проклятые восемнадцать…
Заряд ненависти в голосе юноши шокировал Дорис.
– Я знала, что будет именно так. Это не было игрой с его стороны.
– Ты знала? Знала? Что ты вообще можешь знать или понимать в этих сложных делах. Тебе исполнилось всего восемнадцать, ты боготворила мужчину гораздо старше тебя…
Они возвратились в разговоре к браку Дорис с Дейвидом, который его сын открыто не одобрял. А может быть, ревновал ее?
– Отец знал твое отношение к нему и просто эксплуатировал твою юность и эмоции, так что я до сих пор не могу ему этого простить, – продолжил Патрик свою мысль.
– Я любила Дейва. – Голос Дорис охрип. – Разница в возрасте не играла никакой роли. И почему, скажите на милость, женщина не имеет права обожать собственного мужа? – С ее стороны это была слабая попытка опровергнуть скрытое обвинение в легкомысленности.
Для нее чудом было уже то, что он полюбил ее, захотел, чтобы она стала его женой. Ведь это был Дейвид Ленокс, такой добрый к ней и всегда такой далекий, как мерцающая звезда. А она, как цветок к солнцу, потянулась к проявившему теплоту и сердечность человеку. Все это теперь вспоминалось как прекрасная сказка. Но в отличие от чудесной сказки на горизонте не могли не появиться грозовые облака.